Театр современного танца «Нью Джорджиан Балет» («Новый грузинский балет») : Пресса : “New Georgian Ballet” Theatre of Modern Dance

Инна Безирганова
Портал «Georgia: Грузия», 4 марта 2004 г.
www.nukri.org

На днях тбилисцы отметили две даты, связанные с главными величинами грузинского и мирового балета, — столетний юбилей Джорджа Баланчина (Баланчивадзе) и день рождения Вахтанга Чабукиани.

Спектаклем «Большой вальс» отдали дань памяти Джорджа Баланчина учащиеся Тбилисского хореографического училища имени Вахтанга Чабукиани. Балетную композицию по произведениям Иоганна Штрауса поставил директор этого учебного заведения Тамаз Вашакидзе.

Перед началом спектакля в волшебный мир венского классика ввел зрителей композитор и пианист Джарджи Баланчивадзе, исполнивший попурри из произведений Штрауса.

А затем на сцене появились воспитанники училища. Хореографическая композиция, предложенная Тамазом Вашакидзе, отличалась необыкновенной красотой, отточенностью и разнообразием. По словам балетмейстера, выбор Штрауса был не случаен — сам Баланчин обращался к музыке этого композитора. Тамаз Вашакидзе предложил свое видение танца, свою драматургию. В образе музы, вдохновляющей композитора на создание дивных мелодий, предстал единственный танцовщик в спектакле — подающий надежды Ираклий Шенгелия...

Он словно дирижирует, организует танец... А женщины являют собой образ самой музыки Штрауса, с ее легкостью, жизнеутверждающим началом, полетом фантазии, чувственностью и, конечно, утонченностью. Каждое балетное па, сложная вязь танца кордебалета точно соответствуют звукам, тональности, настроению исполняемого произведения. Внезапно гармонию целого разрушает комический персонаж — бабушка (Мари Кития). Элемент неожиданности вносит оживление в классический танец.

— Я хотел соединить красоту человеческого тела и драматическое начало, причем с намеком, — сказал Вашакидзе. — В чем намек, пусть каждый понимает по-своему.

— Особенность хореографии Баланчина в том, что драматургия таинственно и хитро проходит через все сцены. Кажется, что речь идет только о красоте движений, между тем как во всех спектаклях маэстро заложен глубокий смысл. Это та линия, за которой внимательно следишь по ходу спектакля. И в этом, наверное, секрет Баланчина... В сегодняшнем спектакле большой интерес представляют расстановка, построение, формы кордебалета. Балетмейстер, несомненно, обладает фантазией — это самая сильная сторона сегодняшней постановки, — отметил Джарджи Баланчивадзе.

Информагентство «Апельсин», 5 апреля 2006 года
www.apin.ru

«Большой вальс» в Екатеринбургском театре оперы и балета подвергся определенной редактуре со стороны хореографа Тамаза Вашакидзе. Премьера состоялась в прошлом году в Московском театре «Русский балет», но уральцы увидят отличную от первоначального варианта версию. Прежде всего, это интерпретация хореографического текста екатеринбургских танцовщиков, самобытное оформление сцены и дизайн костюмов. Все это делает нынешний показ абсолютно оригинальным. Хореографические миниатюры, многие из которых будут показаны в Театре оперы и балета впервые, позволят артистам наиболее полно раскрыть свои творческие индивидуальности.

«Большой вальс» Тамаз Вашакидзе увидел как серию фотографий, которая представляет мастерскую балетмейстера XX века. По сюжету, художник, перелистывая картины, силой творческой фантазии оживляет одну из них. После чего его талант одухотворяет все вокруг. Еще через мгновение в виртуозных пассажах сверкают целые клавиши рояля. Тела танцовщиков звучат как воплощенная в пластике музыка. Артисты-клавиши не просто двигаются в заданном ритме и в такт мелодии, они становятся этой мелодией, эмоциональной и живой. И разные «ноты», подвластные художнику-творцу и его Музе, общаются между собой, флиртуют и конечно влюбляются. Так в балете «Большой вальс» рождается Искусство.

Главную женскую партию в балете — роль музы Художника — исполняет прима-балерина екатеринбургского театра Маргарита Рудина. А на роль художника приглашен солист Большого театра России, лауреат международных конкурсов, обладатель золотой медали фестиваля «Звезды мирового балета», дипломат международного приза «Бенуа де ла дане» Андрей Евдокимов.

Премьера «Большого вальса» в Екатеринбургском театре и оперы и балета состоится сегодня в 18.30.

Елена Кривоногова
Ежемесячный журнал «Театральный сезон», Екатеринбург
www.book.uraic.ru

В апреле в Оперном театре давали балетную премьеру. В двух первых спектаклях солировали москвичи (солист Большого театра А. ЕВДОКИМОВ в роли Поэта и солист «Русского балета» А. СМОЛЯНИНОВ), а курировал выпуск постановки, тоже специально приехавший из Москвы, художественный руководитель екатеринбургский балетной труппы Вячеслав ГОРДЕЕВ. Так, дело пополнения репертуара было совмещено с некоторым гастрольным ажиотажем. Теперь же, после отъезда гостей, городская публика осталась наедине со своей труппой, а труппа — наедине с новым хореографическим текстом. Что будет дальше?

Визуальная задумка балета «Большой вальс» действительно красива. Из темноты в разных частях сцены свет выхватывает изящные скульптурные группы. Начало решено в эстетике черно белой фотографии. Приглушенность света делает «фотографии» вневременными и одновременно хрупкими.

Рояль с распахнутой крышкой, развернутый к зрителю густым золотом струн и подвешенный как огромное крыло. Выстроившиеся под ним в стройный ряд клавиши — застывшие белые силуэты балерин и черные мужские. Картинка, казалось бы, навек, с фотографической точностью, впечатанная в декорацию — пока она не вспархивает. Как неожиданное и невозможное, это производит впечатление.

21 апреля ведущие партии танцевали лауреаты международных конкурсов Маргарита РУДИНА и Алексей НАСАДОВИЧ. Сравнение с москвичами оставим самому театру, оно в любом случае полезно — как живое взаимодействие, как опыт и возможность реально оценить себя.

Упрекнуть театр в том, что наш «Большой вальс» является переносом столичного спектакля, невозможно. Другое пространство (уже не открытая со всех сторон сцена Концертного зала им. Чайковского, а сугубо театральная площадка), другое изобразительное решение, а главное, другие танцовщики — и все, результат новый, ведь в театре не бывает повторения. Сам постановщик Тамаз ВАШАКИДЗЕ отметил на пресс конференции, что именно в Екатеринбурге, с художником Станиславом ФЕСЬКО, ему удалось воплотить наиболее точно замысел, связанный с роялем и танцорами­-клавишами.

Эксплуатировать имя Баланчина, смутно висящее в воздухе над этой премьерой, — означает тоже поставить всех в неловкое положение. Тем более что оно не значится в программках или афишах, а связывается только с посвящением великому хореографу XX века московского «Большого вальса», поставленного тем же Вашакидзе в «Русском балете».

Принцип создания балета на небалетную симфоническую музыку, способ выращивания танцевальных образов из самого дыхания музыки (то, что называется белым, бессюжетным балетом); культ балерины; большая, нежели обычно, ставка на изящество и воздушность движений — вот то, что здесь можно связывать с именем Баланчина. Но в том то и дело, что связывать не нужно — нехорошо это.

А что тогда в остатке? А в остатке большой дивертисмент и овации зала. Во многом это заложено и в самой музыке И. Штрауса с его вальсовой репутацией, но в этой постановке снятие с себя всякой необходимости строить целостную драматургию усугублено тем, что отдельные эпизоды большой формы изначально подведены к остановкам — моментам запланированных аплодисментов.

А. Насадович, как и М. Рудина, несет в себе изящество и грациозность, которые соответствуют утонченному романтическому образу Поэта. Но, пожалуй, главным плюсом спектакля (и во многом его педагогической заслугой) можно назвать участие восемнадцати юных балерин. Восемнадцать девочек в ажурных белых платьицах. Задачу поднять их до нужной планки, сделать не уступающими друг другу по технике и грации, можно считать отчасти выполненной, а отчасти задачей на вырост. Именно через них возникает в балете ощущение красоты и искусство дышащей, меняющей свой рисунок, сплетающейся и расплетающейся живой геометрии.

Два отделения балетного вечера выстроены как движение от малых форм к финальной большой — собственно «Большому вальсу». Нельзя не оценить предпринятой театром попытки раскачать свою стилевую и жанровую амплитуду, ища выходы из традиционного балета в разные направления: в сторону данс театра в первом отделении и в сторону более современных форм классического балета — во втором.

Само по себе возникновение концертного акта, по словам В. Гордеева, вызвано стремлением проявить новые хореографические имена. Однако от ряда номеров остается ощущение недоумения. И подбор музыки, и цветовая гамма подсветки, и особенно неизменный голос диктора, объявляющий следующий номер после неизменных оваций, — все это становится, скорее, не движением в сторону современности, а отзвуком советских кремлевских представлений с эстрадным оттенком.

После концертного дивертисмента складывается впечатление, что наша балетная школа выдержит все — выдержит технически. Но станет ли это языком, на котором танцовщики смогут свободно разговаривать, — вот вопрос. Почти во всех номерах последнего не состоялось.

Самым художественно цельным из них можно назвать «Встречу» (на музыку Жака Бреля, хореограф Эдди Тусент), от которой повеяло атмосферой французских кафе и сдержанной элегантности. В танце двоих (М. Рудина и А. Насадович) были загадочность, шарм, невысказанность чувства. Они рассказали историю любви, не танцуя любовь. Не отрываясь друг от друга, но и почти не касаясь, и почти не останавливая сдержанного кружения, будто не мыслящего своего движения без осторожной — на легком смыкании пальцев — поддержки партнера.

В отличие от «Исповеди» (хореография О. Игнатьева), выделившейся четкой драматургией, но озадачившей претенциозной трактовкой, композиция «Проспект Ленина», напротив, только выиграла от своей непритязательности. Александр Гурвич не пытался, как почти все другие молодые балетмейстеры, скрестить классический балет и свободный данс, а честно ограничился вторым. Свободное зеленое платьице, черные ботиночки, зонтик, мелькание огней витрин на заднике — и танец Веры ГЕНСТЛЕР. То беззаботное одиночество, которым дышит номер, просто и внятно выражено через, казалось бы, чуть небрежный, но органичный в своей раскованности танец.

Екатеринбургская публика на премьере «Большого вальса» аплодировала, как на фигурном катании, радуясь каждой технической блестке. Сказать, что она была доброжелательна, — ничего не сказать. Но ее поддержка, казалось бы, говорящая о том, что успех бесспорен, не должна вводить в заблуждение. Публика всегда хочет радости, искусства, не слишком обременительного для восприятия, хочет красивой, приятной на слух музыки, хочет отдыха. И все это она получила. Задача же творца помнить пушкинские «Ты сам свой высший суд», «Ты им доволен ли?» и слушать не глас «народа», и даже не мнение московских руководителей, все равно остающихся людьми со стороны, а слышать себя, свое ощущение пути и развития. Тогда и придут ответы на вопрос, успех ли это.

Телеканал «Культура», 9 ноября 2006 года
Новости культуры
www.tvkultura.ru

В Марийском театре оперы и балета — премьера. Отдавая дань классике, его балетная труппа уверенно осваивает и современную хореографию. Лауреат Международной премии «Чебукиани — Баланчин», грузинский хореограф Тамаз Вашакидзе переложил певческое «Многоголосие» на язык танца. О результатах проекта рассказывают «Новости культуры».

На сцене нет ни декораций, ни даже занавеса. Зрителей встречает полная темнота. Балет «Многоголосие» в постановке заслуженного артиста Грузии Тамаза Вашакидзе разрушает многие классические каноны. «Здесь синтез балета, фольклора, грузинского танца. Всё вместе получается продукция современного танца», — рассказывает сам Вашакидзе.

В «Многоголосии» танцуют только мужчины: девять молодых артистов Марийского государственного театра оперы и балета. «Очень серьезная работа, тяжелая физически, мы танцуем босиком на темной сцене», — говорит артист театра Александр Зверев.

Работа над постановкой заняла всего 20 дней. За такой короткий срок Тамаз Вашакидзе успел оценить возможности танцовщиков балетной труппы йошкар-олинского театра. «Им дал несколько музыкальных моментов, они импровизировали, — то есть, принимали в постановке активное участие», — продолжает Вашакидзе.

«Многоголосие» — это история Иисуса Христа, рассказанная языком современного танца и пластических образов. Те, кто не смогли попасть на премьеру, еще увидят балет. В этом сезоне спектакль «Многоголосие» войдет в репертуар Марийского театра.

Галина Кныш-Ковешникова (г. Йошкар-Ола)
Марийская правда, 15 ноября 2006 года
www.marpravda.ru

До этого лауреат международной премии «Чабукиани-Баланчин», кавалер Ордена чести Республики Грузия Тамаз Вашакидзе уже побывал во Франции, в г. Монпелье, со своими единомышленниками и грузинскими танцовщиками в 1999 году на международном фестивале современного танца. Французы приняли «Многоголосие» на музыку Гоги Дзодзуашвили — синтез пантомимы, драмы, балета, грузинского народного танца и даже... слова, — назвав увиденное искусство «грузинским рассветом».

К сожалению, то, что происходит сейчас в этой стране, вряд ли напоминает рассвет. Но Тамаз прав, когда говорит, что народ абсолютно ни при чем и ни в чем не виноват. «Я родился в Советском Союзе, окончил в Петербурге консерваторию, — говорит хореограф. — Шесть лет учился, потом работал как танцовщик в разных театрах Москвы. Искусственные разделения мне непонятны. Мне кажется, родина там, где тебе хочется быть. А родина свободного художника в итоге — это земля».

Странствующий «рыцарь» поставил на нашей сцене суперсовременный по форме спектакль, обратившись к вечной теме, которую никогда не исчерпать. От сотворения мира до тайной вечери, до предательства Учителя (Александр Зверев), до Воскрешения — вот путь, который проходят в сценическом времени и пространстве ученики (восемь актеров) и не ошибусь, если скажу, что и зрители.

В день премьеры в зале стояла звенящая тишина. «Многоголосие» — захватывающее зрелище, причем без декораций — только пучки света, вырывающиеся из софитов и рассеивающие черноту. Вот почему так важна постановщику индивидуальность каждого танцовщика, выражающаяся прежде всего, конечно, в пластике. Вместе они — толпа, но все-таки каждый неповторим, не похож на того, кто рядом. И каждый решает для себя: с кем он.

Мужской марийский балет великолепно справился с поставленной балетмейстером задачей. Станцевали, как выдохнули. И даже если кто-то из зрителей не успел прочитать в программке пояснения к сюжету, уверена, он все равно почувствовал нерв спектакля. В любом веке, и в любой стране каждый человек стоит перед дилеммой: с кем и за кем идти ему по этой грешной земле, быть предателем или лучиком Света, его проводником?

Людмила Кувшинская, искусствовед, г. Йошкар-Ола

Этот балет вполне может носить другое название. Скажем, мифологическое «ЭННЕАДА». Многие мифы о творении свидетельствуют, что Вселенная была создана с помощью звука. Ибо звук был первым, что потревожило предвечную тишину, и посему он — причина всего, созданного в мире, предшествуя свету, воздуху и огню. Божественный, Нерожденный Свет, пронизывающий всю Вселенную. Принцип зарождения всех вещей. Величина, охватывающая все параметры, все формы и все измерения. Ключ, посредством которого становится ясно, что Бог — есть.

Эннеада — символ музы танца Терпсихоры. Она же адекватна числу 9, любимому числу Тамаза Вашакидзе («9 — цифра священная, я ее люблю»), который, быть может, и не догадывается, что эта священная цифра накладывает на людей отпечаток величественности и благородства. Человеку этого числа свойственно творить добро во благо других. Подчас даже через собственное самоотречение. Теперь понятно, почему в мужском балете грузинского постановщика работает 9 исполнителей: число 9 священное...

Главная идея ясна: есть Учитель, и мы идем за ним. Или нет. Известно, что когда ученик созревает, учитель приходит, но когда ученик только поклоняется учителю, он может сам себя потерять либо предать учителя. Он может понять учителя и предав его, но тогда уже будет поздно... Таково краткое содержание и смысл балета «Многоголосие».

Декораций нет, идет погружение в Свет, формируется черно-белая монохромная палитра.

Пластика костюмов свободная, помогает проявить движение, подчеркивает мужское начало. Принцип костюма — балахон, хламида. Тело закрыто, ткань почти непрозрачна.

Артисты балета сами должны услышать музыку и откликнуться своим телом, импровизировать движение.

— ...я как балетмейстер и мои творческие друзья, в их числе, актеры драматического театра, стали родоначальниками новой современной грузинской хореографии. В 1999 году был наш первый зарубежный проект, когда мы вышли на международную сцену, первый раз в истории в Грузии состоялся выход на французский фестиваль современного танца. Я поставил во Франции «Азбуку», которой определилось рождение современного нового танца Грузии. В нем синтезируются, объединяются: балет — пантомима — слово — стихи — грузинский танец — современная музыка — песнопение.

— Скорее, это поиск выхода из традиционного балета в сторону данстеатра?

— Приступая к работе, я объяснил артистам, что я хочу, показал музыкальный материал, они мне поверили, приняли. Понимаете, если артист за тобой не идет, если не убеждаешь его, он будет работать формально. Сейчас, здесь, в «Многоголосии», они словно сами открывают мир. Они сами должны услышать музыку и импровизировать движение, откликнуться своим телом, импровизировать. Вот эту —  их импровизацию — единственное, что не могу поставить. Мы уходим от классического балета, в котором предопределено следующее движение, позиция. И артисты, и зрители должны почувствовать, увидеть, услышать Мужское начало, если хотите, мужской дух Силы убежденности. В балете это выражается современной пластикой: все значимо — походка, шаг... можешь идти, можешь остановиться... они идут босиком... Сила Мужика, его мудрость, все это они должны передать. Главная идея ясна: есть Учитель, и мы идем за ним или нет.

Состав исключительно мужской. Занято 9 артистов балета. Почему именно 9? Сам принцип: я не хотел быть очень конкретным и обозначать через число апостолов —  12. Я даже не назвал имени Иисуса.

— То есть, Вы не привязывались к определенной идеологии?

— Нет, не привязывался, я не хотел конкретизации, здесь идеологически нельзя быть неточным. У всех народов есть свой Учитель, и все верят в своего Бога. Он учит свой народ, и не каждый ученик готов услышать учителя. Это есть у всех народов.

— Ваши соавторы?

— Это мои творческие друзья: композитор Гоги Дзодзуашвили, музыка — концептуальное техно.

Стихи, которые звучат в музыкальном тексте, Рати Амаглобели. Это молодой поэт-философ, выпускник Тбилисского Университета по специальности «Теология». Постоянный участник арт-проектов, синтезирующих музыку, поэзию, хореографию. Лауреат государственной премии Грузии в области литературы, «Премии Цинандали», Член Международного Общества Поэтов «ISP». Его первая книга«стихов «Змна» («Глагол») вышла в 2000 г. Переводил поэзию Фридриха Ницше, Райнера Марии Рильке.

Костюмное решение талантливо осуществила Татьяна Изычева.

Елена ФЕДОРЕНКО (Йошкар-Ола — Москва)
Газета «Культура», № 20 (7581) 24 — 30 мая 2007 г.
www.kultura-portal.ru

В честь Галины Улановой прошел фестиваль — и не в балетных столицах, а подальше от центра, в Республике Марий Эл, на сцене Государственного театра оперы и балета имени Эрика Сапаева. Фестиваль эксклюзивный, единственный в мире, собрал гостей уже в пятый раз, ознаменовав первый скромный юбилей приглашением не одних солистов-звезд, но и целой труппы — знаменитого Пермского балета.

Балетные фестивали, еще несколько лет тому назад казавшиеся диковинкой, уже стали традицией, подобно эпидемии, «поглотившей» многие города. Получается нередко так: театр весь сезон погрязает в унылых буднях, а потом, энергично встряхнувшись, подчищает свой репертуар, встречает гостей и устраивает праздник. Доводилось разговаривать и со зрителями, которые закрывают тему своей театральной образованности фестивальными визитами, а на протяжении года посетить рядовой спектакль им и в голову не приходит. Они торопятся на спектакли гостей, чье участие на правах главной достопримечательности в местных постановках неминуемо подтягивает труппу. (Если речь, конечно, не идет о столичных форумах, скажем, Мариинского театра.) Картина для многих не только российских мест типичная — привлечь публику зваными знаменитостями — совсем не типична для Йошкар-Олы, где балет любят и им гордятся, как родители — любимым чадом.

Марийский театр — действительно счастливое дитя, на его сцене больше тех, кто еще не перешагнул порог совершеннолетия. Молод и его руководитель — Константин Иванов, лет десять назад вернувшийся в родной город из столицы (за его плечами — годы учебы в Московской академии хореографии и карьера солиста в Большом театре) и четко обозначивший свою художественную программу. Главный пункт его декларации можно сформулировать так: превратить балет Йошкар-Олы — некогда неприкаянную обузу города — в его гордость. Эта дерзкая задумка потребовала молодых кадров, а потому Иванов пригласил нескольких выпускников Казанского училища и, что представлялось тогда невероятным эпатажем, — открыл хореографическое отделение на базе колледжа культуры и искусств. Открыть было сложно, но все же проще, чем заполнить классы способными учениками. Начались поездки по деревням «медвежьего края» и долгие уговоры родителей отдать детей в город учиться неведомому ремеслу. Сегодня уже можно говорить о первых итогах и с легкой улыбкой вспоминать «годы странствий». Достижения воспитанников отчетливы — они стали главным открытием нынешнего Улановского фестиваля и зафиксированы наградами: к примеру, Кирилл Паршин недавно завоевал первое место и золотую медаль в Сочи на Международном конкурсе Юрия Григоровича «Молодой балет мира». Воспитанники Школы Константина Иванова и вели юношеский «Дон Кихот», открывший фестивальные дни. Обстоятельный балет со скучноватыми костюмами вдруг резко поменял свой нрав. Главным событием стал 17-летний Базиль Константина Короткова. Его танцы, конечно, не были лишены недостатков, но недостатки с лихвой восполнялись высоким прыжком, обаянием поз и задорной удалью. В сценическом поведении артиста, к счастью, не оказалось никакого взрослого расчета — подчас юноша казался камикадзе, но каждый трюк виртуозного аттракциона под названием «Дон Кихот» поддавался упрямому напору бесшабашной юности. Он еще не бережет свои силы, и когда кабриоль вдруг разлетается в жете и завершается большим пируэтом, забирая внимание зала несбавляемым темпом, сам Базиль радуется ничуть не меньше, чем ликующие зрители.

Впрочем, герой Короткова не протагонист на фоне статистов — на сцене бурлит молодая кровь, подростки (можно фиксировать возрастной рекорд) жадно разыгрывают бесхитростный маскарад. Юная Ольга Челпанова всего на пару лет старше своего партнера и его однокашников, но в такой компании кажется вполне мастеровитой. Отчаянно выбежала на коронное фуэте и открутила его точно и стремительно. Светится захватывающей дух театральностью, купается в игровой стихии, не забывая держать чувство стиля.

Бесшабашность в сочетании с блеском мелкой техники и у замечательной примы театра Марии Максимовой (Уличная танцовщица), и в кураже Гамаша Дмитрия Когана, и в надрыве юной Цыганки Ксении Царегородцевой, и в ее же Болеро в дуэте с Кириллом Паршиным, который солисты провели как игру в страсть. В классическом «Сне Дон Кихота» тонко пропела мелодии коварной партии Повелительницы дриад опытная Дарья Климова. Если бы не газетный формат, стоило бы перечислить всех участников этого диковинного и захватывающего зрелища. Но двух «лидеров» труппы не отметить просто невозможно: Эспада Александра Зверева, заворачивающий вихри пируэтов с «шиком» сосредоточенной гордости, и обаятельнейший Санчо Панса Владимира Шабалина, виртуозно танцующий маленького человечка в недосягаемых нынче маскарадных красках роли-портрета.

Оказалось, что балетные дети Марий Эл умеют не только естественно существовать на сцене, превращая парад танцевальных номеров (в таком виде живет «Дон Кихот» российской провинции) в живой спектакль, но и чувствовать, страдать, переживать. Все их умения оказались необходимыми для исполнения одноактного «Многоголосия» Тамаза Вашакидзе на музыку Гоги Дзодзуашвили для мужского хора со стихами Рати Амаглобели. Смысл этого мужского балета обманчиво прост: отношения учителя и учеников. Однако спектакль — серьезное погружение в философию, в такие категории, как грех и сострадание, поклонение Учителю и раскаяние в содеянном. Велико желание сопоставить пластическую притчу Тамаза Вашакидзе с библейским сюжетом, взаимоотношением Иешуа с апостолами, историей неблагодарности учеников и поздним пониманием заветов. Хотя хореограф с грузинской метафоричностью и ностальгическим привкусом избегает конкретики. Вольному немногословию современной пластики легко было стать совершенным экстримом для юных танцовщиков, но оказалось, что эта неведомая область танца, замешенного на свободной пластике, столь же естественно ими принята и усвоена, как и опробованная временем классика.

Органичность перевоплощения, вера в психологические ситуации, тяга к истинности ансамбля — эти характерные черты театральной студийности — суть «Многоголосия», но и дух, отчетливые приметы сегодняшнего строительства театра-дома в Марий Эл. Студийцы редко копируют образцы, они с победительной силой открывают для себя свой театральный мир. Выигрышность их положения — юность, общность воспитания и коллективность, они — команда единомышленников — не растворяются, как это случается слишком часто, в труппе из усталых работяг-солистов и сосредоточенно отрабатывающего кордебалета.

Так, как танцуют молодые марийские артисты, с каким настроением и с какой общностью взаимопонимания, мало кто танцует сегодня. Потому-то их достижения стоит оценивать по художественной шкале. Они, к счастью, не умеют еще стрелять глазками в ряды партера и с удовольствием и непосредственностью постигают свое время и свое театральное пространство.

Пермяки — представители мощной танцшколы, приехали на встречу с младшим братом — марийским балетом — с миссией дипломатической. Но в «Серенаде» Баланчина, премьера которой на стационаре выглядела едва ли не художественным раритетом, тонкий стиль по ведомым только гастролям «правилам» взял и ослабил нити притяжения. На «Сомнамбулу» артисты собрались и доказали свое реноме одних из самых точных баланчинистов мира. «Золушку» вели Виктория Ананян и Артур Шестериков и сумели наполнить незамысловатые движения, придуманные Олегом Виноградовым, мастерством исполнения и актерским перевоплощением. Спектакль у пермяков задышал и наполнился блеском!

На заключительный концерт приехала группа молодых из Большого театра во главе с Морихиро Ивата, завсегдатаем йошкар-олинских встреч. Ему и посвятили вечер. Поначалу звезды не благоволили москвичам, и концерт грозил сохранить образ вялого шефского отчета, если бы не ударили барабаны «Тамаши», под звуки которых зашлись в темпераментных кавалькадах и тихих медитациях герои восточной легенды, осуществленной Ивата. Непривычное действо ошеломило зрителей —  они, конечно, знали, что «Восток — дело тонкое», а тут увидели — и душевное брожение, и внутреннюю концентрацию, позволяющую взмывать над сценой отпущенной пружиной.

Впрочем, был один сюрприз в дивертисменте первого акта концерта: хозяева, та самая молодежь, что открывала «Дон Кихот», во главе с солирующим Дмитрием Коганом исполнили композицию «Гений» в постановке Александра Зверева. Группами и поодиночке ребята выскакивали из-за кулис, взрывали пространство большими прыжками, стремительно вертелись, безрассудно не жалея своих быстрых ног (если в балете, как в цирке, была бы страховка, то в данном случае ею стоило воспользоваться). И вновь показали удаль, азарт и лучезарные улыбки, которые посещают балетные подмостки все реже и реже.

Гости покоряли мастерством, марийские питомцы — радостным торжеством танцевального духа. Его еще следует подкреплять выносливостью, проработкой технических подробностей, совершенствованием танцевальных манер и жестов, но молодежи в родной труппе такая возможность предоставлена. Похоже, здесь происходит расширение лидерского состава, изживается неприкосновенность ведущих солистов — каждый готов выйти в любой роли и дерзновенно преодолеть любые трудности. Они уверены, что многое могут сказать, что сумеют определить судьбу марийского балета, что положат начало новой его истории на сцене нового театра. Внушительное здание, а запланировано оборудовать его по последнему слову театральной техники, быстро растет рядом с нынешним. Так же быстро, как вписывает обновленная труппа новые страницы в историю марийского балета.

Елена ФОКИНА (Москва)
Газета «Культура», № 11 (7724) 25—31 марта 2010 г.
www.kultura-portal.ru

Мое личное знакомство с творчеством хореографа Тамаза Вашакидзе произошло в далекой от Грузии республике Марий Эл. На сцене Государственного театра оперы и балета имени Эрика Сапаева юные артисты, едва окончившие школу, исполняли одноактный спектакль «Многоголосие» на музыку Гоги Дзодзуашвили для мужского хора со стихами Рати Амаглобели. Спектакль, поставленный Вашакидзе, порождал множество ассоциаций — от библейского сюжета взаимоотношений Иешуа с апостолами до вечной темы: учитель и ученики. Мало кому неведома отчаянная грусть о том, что при жизни учителей нам не хватало мудрости постичь все их заветы. Пластическая притча Вашакидзе — об этом. Свойственная хореографу грузинская метафоричность отвергает конкретику факта, но неслучайно разговор после премьеры (спустя почти три года он не стерся из памяти) вышел на воспоминания о Вахтанге Чабукиани, учителе Тамаза Вашакидзе. Нынешний год — год столетия выдающихся танцовщиков: Галины Улановой и Татьяны Вечесловой, Константина Сергеева и Вахтанга Чабукиани. Утверждая перечень юбилейных дат, которые будут отмечены государствами-членами ЮНЕСКО в 2010 — 2011 годах, 35-я сессия Генеральной конференции этой организации в список из 63 юбилеев мирового масштаба включила 100-летие Вахтанга Чабукиани. Вспомнить Вахтанга Михайловича мы попросили Тамаза ВАШАКИДЗЕ. Так сложилось, что сегодня он, заслуженный артист Грузии, кавалер государственной награды Грузии — ордена Чести — живет и работает в России и никогда не забывает своего великого педагога.

— Сама тема «Многоголосия» заставляет задать довольно примитивный вопрос: связано ли это произведение с Вахтангом Чабукиани — вашим учителем?

— Впрямую, конечно, нет. Но все мы магическим образом связаны с нашими учителями, и наши методы работы, наши сочинения — суть реализация того, чему нас научили. Точнее, того, что мы смогли взять от них. Над «Многоголосием» работал так, как с нами когда-то репетировал Вахтанг Михайлович. Во-первых, постарался «заразить» артистов идеей и музыкой, то есть открыть им тот мир, который уже сложился в моей фантазии. Если для артиста он останется закрытой книгой, то результат окажется формальным. Вахтанг Михайлович заставлял нас почувствовать, увидеть, услышать новое даже в старинной классике.

— Этот босоногий спектакль не первый ваш опыт на ниве современной пластики. А как Чабукиани — танцовщик классический — относился к современной хореографии?

— Вахтанг Михайлович был влюблен в классический танец, но никогда не относился к нему как к застывшему образцу. Потому и переделывал классические спектакли. Например, в редакции «Баядерки» 1941 года он сделал партию Солора танцевальной. Артисты и зрители Мариинского театра были потрясены тем, как гениально Вахтанг Михайлович сумел «вписать» новые виртуозные танцы в сложившийся шедевр.

«Баядерка» — не единственный пример. Чабукиани сформировал новый эталон мужского танца, поставив многие вариации в классике. То, что он сделал, можно и нужно назвать революцией в мужском исполнительстве. Его данные были сверхъестественными: он не прыгал, а летал, его головокружительные туры повторить современникам не удавалось. Зато следующие поколения на него ориентировались, подражали его манере, «тянулись» к его технике, и мужской танец — масштабный, романтический, сильный — поднялся на более высокую ступень. Балет стал не только искусством прекрасных дам, но и искусством танцовщиков. Однако Чабукиани — не только гениальный танцовщик, он еще и талантливый балетмейстер. Его балеты «Сердце гор» и «Лауренсия» стали новаторскими для своего времени неслучайно, он поощрял и любил все новое.

Вахтанг Михайлович ушел из жизни незадолго до рождения нашего театра современного танца «Нью Джорджиан Балет» («Новый грузинский балет»), но, думаю, что с его стороны мы получили бы поддержку. Во всяком случае, создавая спектакли современного танца, к примеру, балет «Анбани» (в переводе «Азбука»), я вспоминал те заветы, которые оставил Вахтанг Михайлович: пробовать то, что требует сердце. Попробовал соединить балет, пантомиму, слово, стихотворную речь, грузинский танец, современную музыку, песнопения. Наш эксперимент был представлен на Международном фестивале современного танца во французском городе Монпелье и имел успех.

— Чабукиани был строгим наставником?

— Я запомнил его уже пожилым человеком с больной спиной и перетруженными ногами. На уроках он чаще сидел или показывал комбинации вполсилы, только намечая движения. Но как только начинал говорить, все становилось понятно. Помню, как он делал замечания: «Тамаз, ты исполняешь шене как пьяный матрос на палубе корабля, попавшего в семибалльный шторм». У него было такое мощное обаяние и, как сказали бы сегодня, харизма, что все замолкали, когда он говорил. Вахтанг Михайлович становился центром притяжения.

На всех, кто с ним соприкасался и в профессии, и в жизни, он оказал огромное влияние как артист и человек. Горжусь, что в моем архиве есть снимок, где — посчастливилось! — запечатлен с Вахтангом Михайловичем. Внизу подпись: «Моему талантливому ученику Тамазу». После училища, уже в Тбилисском театре оперы и балета имени Палиашвили, многие партии я репетировал с Чабукиани, танцевал в его балетах, с его благословения отправился в Санкт-Петербургскую консерваторию имени Римского-Корсакова получать образование хореографа. Увы, до защиты моей дипломной работы — балета на музыку Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича, который прошел в Большом зале консерватории имени Римского-Корсакова, — Вахтанг Михайлович не дожил.

— К великим обычно намертво приклеивается какое-то определение. Чабукиани вошел в историю как «чародей танца». Так назвал его, по-моему, замечательный актер и спортивный комментатор Котэ Махарадзе. Еще мне кажется точным высказывание, что каждый свой спектакль Чабукиани делал по-шаляпински масштабным.

— Его действительно называли Шаляпиным балета. Вахтанг Михайлович вообще был одержим сильными страстями. Потому так любил Шекспира и часто повторял, что трагедия шекспировских героев, их внутренняя драма — не от их слабости, а от их высокой человечности, ибо они рождены не для того, чтобы ненавидеть, карать и мстить, а любить, верить, радоваться и творить добро.

Еще Вахтанг Михайлович часто говорил о превратностях судьбы. Рассказывал о своем детстве: когда ему пошел десятый год, родители отдали его учеником в мастерскую игрушек, и одной из его обязанностей было доставлять заказы. Однажды он принес игрушки в балетную студию Марии Перини в тот момент, когда там шел урок классического танца и обомлел от зримого совершенства. А ведь с балетом он мог и не встретиться! Потом Вахтанг убедил отца отдать его в студию, а позже, уже в 16 лет, поступил в Ленинградское хореографическое училище. Карьера в Ленинградском театре оперы и балета имени Кирова складывалась чрезвычайно счастливо, но, станцевав за 12 лет на легендарной сцене немало главных партий, он вернулся на родину и до последних дней жизни служил грузинскому балету.

— Так сложилось, что после ухода из жизни Вахтанга Чабукиани, который занимал пост художественного руководителя Тбилисского хореографического училища многие годы, балетную школу возглавили вы. Одной из первых художественных инициатив стал Международный фестиваль балетного искусства «Чабукиани — Баланчин...» Почему вы объединили два имени: Чабукиани и Баланчина?

— Во-первых, они — соотечественники. Почти ровесники. Два великих сына Грузии. Оба — прошли Ленинградскую школу. Потом их пути разошлись: Чабукиани вернулся в Грузию, а Баланчин отравился покорять Америку. «Мистер Би», как называли Баланчина за океаном, всегда с уважением отзывался о Вахтанге Михайловиче, ценил его как великого танцовщика.

Первый фестиваль балетного искусства «Чабукиани — Баланчин...» мы посвятили 85-летию Тбилисского хореографического училища, которое уже носило имя Чабукиани. Потом учредили Фонд «Чабукиани — Баланчин», при поддержке которого я осуществил постановку балета «Большой вальс» на музыку Иоганна Штрауса. Премьера спектакля состоялась в Тбилиси, на родине Баланчина, в год его столетнего юбилея. А год спустя родилась новая версия этого балета — уже с артистами Большого театра и «Русского балета» Вячеслава Гордеева. Потом в наши творческие планы ворвалась политика...

— И теперь вы — балетмейстер Екатеринбургского академического театра оперы и балета. Юбилей Чабукиани отмечать планируете?

— Конечно. Скоро откроется фотовыставка «Посвящение Учителю Вахтангу Чабукиани», которую мы подготовили совместно с фотохудожником Виталием Пустоваловым в стиле «static ballet». Также в этот юбилейный год Екатеринбургским оперным театром запланировано проведение цикла балетных спектаклей, приуроченных к знаменательному событию. Ведь Вахтанга Чабукиани почитает не только Грузия, но — весь мир!

Елена БРУСИЛОВСКАЯ (Алматы)
АО «Республиканская газета „Казахстанская правда”», № 316-317 (27135-27136) 19.09.2012
www.kazpravda.kz

В Казахском государственном академическом театре оперы и балета им. Абая состоялась премьера балета на музыку Иоганна Штрауса «Большой вальс». Этот одноактный балет хореограф, заслуженный артист Грузинской ССР, кавалер Ордена Чести, основатель театра современного танца «Нью Джорджиан Балет» («Новый грузинский балет») Тамаз Вашакидзе посвятил всемирно известному танцовщику Джоржу Баланчину, перед искусством которого, по признанию маэстро, он преклоняется. Не случайно Вашакидзе — основоположник Международного фестиваля балетного искусства «Чабукиани – Баланчин...», обладатель специальной награды семьи Баланчина, учредитель Международного фонда по­пуляризации балетного искусства имени Чабукиани — Баланчина.

Постановка осуществлена по инициативе Министерства культуры и информации РК и театра оперы и балета им. Абая. К сожалению, сам Тамаз Вашакидзе не смог приехать в Алматы, поэтому с танцовщиками работал его ассистент Денис Зайнтдинов.

Надо сказать, что первая постановка «Большого вальса» на музыку Иоганна Штрауса — впервые на родине Баланчина! — состоялась в январе 2004 года в Тбилисском государственном академическом театре оперы и балета им. З. Палиашвили в рамках «Вечера памяти Джорджа Баланчина», посвященного 100-летию великого соотечественника. Ведь настоящее имя Джорджа Баланчина — Георгий Мелитонович Баланчивадзе, и хотя он уроженец Грузии, судьба этого талантливого артиста связана с петербургской балетной традицией, восходящей к легендарному Мариусу Петипа. Вскоре после революции Георгию, ученику школы Мариинского императорского театра, танцовщику кордебалета Государственного театра оперы и балета, вместе с друзьями разрешили выехать в гастрольную поездку на Запад, из которой, как не трудно догадаться, он не вернулся.

Его имя «опарижил» прославленный авангардистский антрепренер Сергей Дягилев, приняв в свою труппу. Для Дягилева Баланчин поставил два балета — «Аполлон Мусагет» на музыку Стравинского и «Блудный сын» на музыку Прокофьева, которые до сих пор причисляют к шедеврам неоклассической хореографии. В 30-е годы Баланчин перебрался в Соединенные Штаты, где и прошел самый длительный и блестящий период его деятельности. Баланчина называют создателем американского балета, величайшим балетмейстером ХХ века. Он был человеком новой формации, поэтому в своем творчестве исповедовал новую эстетику и новую этику: искусство как высокое развлечение, отказ от романтического пафоса, культ ремесла.

Творческое кредо Баланчина — «Видеть музыку, слышать танец» — постарался воплотить в «Большом вальсе» Тамаз Вашакидзе, который поистине «увидел» музыку.

Необычно уже само начало балета — под звуки нестареющего вальса на темной сцене словно высвечиваются отдельные «картинки» — артисты воссоздают фрагменты балета Баланчина на музыку Штрауса. Как пояснил Денис Зайнтдинов, это была задумка балетмейстера, который хотел удлинить увертюру, чтобы зритель вошел в атмосферу спектакля. Чтобы музыка Штрауса встречала входящих в зал, а на сцене они видели словно бы фотографии из постановки Баланчина.

В этом балете, по словам исполнителя главной партии Поэта Фархада Буриева, «все воздушно, красиво, ведь балет рассчитан на ценителей классики». Как такового либретто в нем нет. По сути, это вальс о вальсе.

…Редкое время, когда дремлет притихший балетный зал, отдыхая от суеты, музыки и бесконечных танцевальных па. Лишь фотография — застывшие в стоп-кадре артисты — напоминает, что репетиционный зал — это жизненное пространство для того, кто стремится к совершенству в искусстве танца.

В поисках вдохновения сюда приходит незнающий покоя Поэт. Он подходит к роялю. Стройный ряд черных и белых клавиш рождает в сознании художника поэтические образы. Еще миг — и клавиши оживают, превращаясь в стройных балерин и танцовщиков.

На создание очередного шедевра Поэта вдохновляет Муза (Гульвира Курбанова), вовлекая его в танец. И вот уже музыка подхватывает, ведет Поэта — и рождаются лирические адажио, пронизанные солнечным светом, завораживающие вальсы, бравурные мазурки и польки. Романтический диалог Поэта и Музы сменяется задорным дуэтом Охотника и балерин-бабочек.

…Венчает действо общий танец, закруживший всех в ритме вечно молодого вальса.

По словам Дениса Зайнтдинова, ему очень легко работалось в Алматы.

— У вас замечательные танцовщики, умный кордебалет, которому не надо повторять что-то по нескольку раз, артисты все сразу схватывают. В этом плане вашему оперному театру очень повезло, потому что кордебалет — основа основ любого балетного спектакля. Замечательны и солисты — молодые, но уже достаточно опытные. И самое главное — они умеют вести себя на сцене, что сейчас достаточная редкость, держат образ, видно, что они просто живут происходящим, — сказал он.

Оригинально оформлена художником-постановщиком Станиславом Фесько сцена. Около 20 лет он является главным художником Екатеринбургского театра оперы и балета, но сам — уроженец Южного Казахстана, родился и вырос в Шымкенте. Для Фесько это не первая работа в нашем оперном театре — несколько лет назад он делал декорации к опере Джузеппе Верди «Травиата».

— В декорациях к этому спектаклю мне надо было как-то зрительно «показать» музыку, а это целая стихия, где есть и свет, и цвет, «и божество, и вдохновение…», — сказал он. — Что же касается Казахстана, то это моя родина, я очень люблю бывать здесь, ведь я приезжаю к себе домой.

На сцене нашего оперного театра в последнее время работали многие известные музыканты, танцовщики и балетмейстеры. Например, знаменитый петербургский хореограф Борис Эйфман поставил балеты «Красная Жизель» и «Анна Каренина», которые и сейчас идут в Алматы с большим успехом. Я прошу Фархада Буриева, танцующего ведущие партии и в этих спектаклях, сравнить хореографии Бориса Эйфмана и Тамаза Вашакидзе.

— Это совсем разные вещи! У Эйфмана — больше модерн, а «Большой вальс» — классическая постановка, где надо утрировать все движения, делать их «сказочными». Борис Эйфман приветствует реализм, знаете, как в кино, где все должно быть четко, выверено, там не надо никакой сказочности… Но при этом мне было интересно работать и с тем, и с другим постановщиком.

И конечно, своим успехом спектакль во многом обязан дирижеру-постановщику Арману Уразгалиеву, который очень точно и тонко «соединяет» танцовщиков с мелодией великого Штрауса, признанного «короля вальса», поднявшего танцевальную музыку до симфонических вершин.